Я в храме. Зал украшен цветам,
на скамьях сидят нарядно одетые люди, а я сама иду по ковровой
дорожке к алтарю. На мне свадебное платье, и на мир я смотрю сквозь
белое кружево вуали. Пальцы крепко сжимают букет, а сердце трепещет
в предвкушении счастья. Вейтон стоит у алтаря ко мне спиной. Я
подхожу ближе, осторожно прикасаюсь к его плечу, и он наконец
оборачивается. Улыбка гаснет на моем лице: это не Вейтон. Черты
лица мужчины размыты, подвижны, и я никак не могу понять, кто это.
А между тем он произносит, и голос его неестественно гулко
разносится под сводами храма:
— Теперь ты моя невеста,
Лора…
Ты моя невеста…
Моя невеста…
Невеста…
Я резко подхватилась со сна и села
на кровати. Сердце громко стучало, а сорочка прилипла к вспотевшей
спине. Ох, Алвей, приснится же такое… Еще и о Вейтоне. От
воспоминаний о нем к горлу подкатил соленый ком. Лето прошло, а от
Вейтона так и не было никаких вестей. Только скупые неутешительные
сводки с восточных областей, где до сих пор шли военные действия. И
это неведение убивало меня день за днем, ночь за ночью…
Первый месяц, как вернулась к тете,
я почти не выходила из своей комнаты. И едва спала. Голова
разрывалась от миллиона мыслей, а сердце — от тоски. В минуты,
когда я не думала о Вейтоне, вспоминала разговор с его матерью. Она
рассказала многое, в чем-то успокоила мне сердце, вот только после
ее откровений вопросов стало еще больше. Почему мама связалась с
этим некромантом? Куда он сбежал? И где сейчас мой отец? Жив ли?
Кроме этого остался без ответа вопрос, отчего у меня возник выброс
некромагии, из-за которого я столько дней пробыла без сознания?
Почему вообще это произошло и не повторится ли в будущем? В тот
день, когда очнулась, от всех свалившихся на меня новостей я
пребывала в растерянном и разбитом состоянии. О том, что надо было
бы еще раз поговорить с профессором Калемом, я подумала уже позже,
когда мысли стали приходить в порядок. И, пожалуй, это будет одним
из первых, что я сделаю, вернувшись в Академию.
И снова Вейтон… Мысли о нем занимали
почти все мое время. На сердце лежал камень вины и печали. Я не
успела с ним поговорить… Не успела объясниться… Извиниться… И,
главное — попрощаться. Сказать, что буду ждать его, сколько
потребуется…
Часы показывали шесть утра. До того,
как проснется Аннети, есть время, значит, я еще успею сходить на
пробежку. К тренировкам я вернулась через месяц. Это оказалось
единственным, что хотя бы ненадолго избавляло меня от
мучительной тоски. Первое время, когда я выходила на улицу в
мужских брюках и рубашке Вейтона, соседи смотрели на меня как на
сумасшедшую, но вскоре привыкли и перестали обращать внимания.
Иногда во время пробежки я сталкивалась с Робом, который тоже на
каникулах продолжал тренироваться. Мы обменивались молчаливыми
взглядами и разминались путями.
Я, как и рассчитывала, вернулась
незадолго до семи и встретилась в коридоре с полусонной
Аннети.
— И как ты можешь вставать в такую
рань? — спросила она, потирая глаза.
— Привыкла, — усмехнулась я. — А ты
давай просыпайся, а то на поезд опоздаем…
— Опять Академия, опять учеба… —
пробурчала кузина, скрываясь в своей комнате.
Ох, Анни… Пока я все лето бередила
себе душу воспоминаниями и угрызениями совести, она продолжала
гадать на суженого. Правда, каждый раз после очередного гадания на
несколько дней впадала в хандру.
— Все время выходит какой-то
темноволосый, — с досадой призналась она мне как-то. О том же, кого
она мечтала там увидеть, оставалось только догадываться.
Я тоже вернулась в свою комнату,
приняла ванну, надела дорожное платье. С особой аккуратностью
сложила рубашку Вейтона и вместе с брюками и обувью переложила в
чемодан. Затем последовал прощальный завтрак в столовой, все те же
напутствия тетушки Присциллы и их веселая перебранка с Аннети,
проводы на вокзал.
