На подворье народу собралось видимо-невидимо. Оно и понятно:
свадьба у бояр Сомовых. Среднего сына Власия отправляли за невестой
в Зотово. Туда пять дён, обратно еще пять, а значит в скором
времени свадебный пир. Не иначе как последний в году: мясоед на
исходе. Вон уж осень листья на деревах золотом окатила, холодком по
утрам и вечерам баловалась. Зима-то близко, а с ней и пост: не до
пиров, не до праздников мирских.
– Здрав будь, народ честной! – боярин Захар, стоя на высоком
крыльце хором, подобрал полы богатого кафтана, положил урядный
поклон. – Проводим ясна сокола да за голубицею, путь его гладким
сделаем, легким да простым. Станем ждать его с молодицей, пир
собирать, радоваться новой поросли в роду нашем Сомовском.
Влас стоял прямо: ноги расставлены широко, руки на рукояти меча
сложены. Опричь братья родные: старшой Аким с брюхатой женой да
младшой Игнат – юнец безусый. Друзья-ближники – Проха и Ероха. А
чуть впереди дружка свадебный, женатый дядька Пётр.
После отцовского слова, Влас поклонился и слушать перестал. А
зачем? Проха с Ерохой и без него позубоскалят, побрешутся с людьми.
Дядька тоже не промах. А Власово дело стоять и пыжиться, как петух.
Это вот петушье думать не мешает, и на том спаси тя. Вот Власий
Захарович и думал-размышлял.
Свадьба-то вовремя! Влас чаял своим домом зажить. Уж двадцать
один годок, пора из-под отцовской руки выходить. Удел присмотрел
опричь Сомова: деревенька хорошая, народ справный, речка рядом
полноводная. Поля ровные, леса щедрые. Живи и радуйся! Есть, где
ратных разместить, есть чем прокормить. А если с умом подойти, то и
пару ладей на воду спустить. Вот тебе и торговля, и барыш.
Приданого Еленка Зотова принесет немало, на то расчет и надёжа.
Влас ухмыльнулся довольно и поправил богатую соболью шапку. В
тот миг открыл рот рыжий друг его, Прохор Средов:
– Девушки-красавицы, не жаль такого сокола чужой отдавать?
Гляньте-ка, косая сажень в плечах, глаз ясный, волос густой! –
заливался соловьем Проха, дружка нахваливал. – А с другого боку
глянуть, оно и к лучшему. Роду Сомовых прибыток, а мне радость.
Власа окрутим, а я свободный бегаться буду. Девки, айда ко мне!
Ей-ей, всех сдюжу!
– Да я подмогну, Прошенька, не тревожься, – ехидным голосом
подпел Ерофей Глуздов. – В бою ты орёл, кто б спорил, но девицы
дело иное. Тут не мечом махать надоть, а кое-чем другим.
И пошло-покатилось! Девки в ответ десяток слов, а Проха с Ерохой
им сотню. Дядька Пётр встрял и давай лаяться. Мужики в голос
гогочут, девки румянцем ярким рдеют, бабы квохчут на охальников. И
всем радостно!
Боярин Захар скис от смеха, но себя не уронил. Утер слезы и
прекратил срамной гомон:
– Тиха-а-а-а! Уймитесь, охальники! За невестой провожаем, не за
курой какой! – потом поворотился к сыну и перекрестил на дальний
путь. – Езжай, Власий, лёгкой дороги!
Влас очнулся, головой тряхнул, а потом уж поклонился на четыре
стороны, приветил и народ, и отца-благодетеля, и братьев
родных.
Отец подошел, обнял и удержал сына разговором тихим:
– Власька, ты поглядывай там. Нестор пришлый. Едва знаем его.
Поговаривают, что мужик непростой. Елену может и не отдать, –
шептал поживший боярин. – Чего молчишь-то, умник? Ай не то
говорю?
– Елену отдаст, – Влас говорил тихо, степенно: голос глубокий
такой, басовитый.
– Вона как. С чего бы? – боярин ответа ждал.
– С нами не будет ссоры затевать. Какой в том прок? Уговор был
промеж тебя и Зотовым, что Елена женой мне станет и про то все
знают. Боярин помер, а слово-то его живет и посмертно. Ай не так?
Нестор поперек не сделает. Невелика потеря, девка да сундук золота.
А нас сердить ему не с руки, – Влас оправил на себе парчовый
кафтан, сморщился, будто кислого глотнул.
