Очень тяжело разговаривать с
уставшими людьми. На их лицах — равнодушие, в глазах — безразличие,
в руках — карандаш, нервно стучащий о стол. Может быть, они просто
перегорают, а может, на такую работу и не идут те, у кого есть
сердце. Но почему они тогда устают?
— Мне даже не нравится эта девочка,
— наконец выдавила она и еще раз посмотрела на следователя. Тот
дернул краем рта, но лицо осталось неподвижно-безэмоциональным.
— При чем здесь вы? — ровно спросил
следователь. — Обвинение... простите?
— Кира Игоревна.
— Да, — кивнул он, — обвинение
предъявлено не вам. Я и так сделал более чем достаточно.
Согласитесь, что подписка о невыезде по этой статье с моей стороны
— одолжение. То, что я вообще говорю с вами по делу, которое вас
касается лишь постольку-поскольку…
Следователь встал, оперся на стол
руками, давая понять, что разговор закончен, но Кира не
пошевелилась.
— Послушайте... — Она на секунду
задержала дыхание. — Ну... я категорически против брака. Мне не
нравится эта семья, и...
Кира снова замолчала, понимая, что
говорит и делает совершенно не то и не так, как нужно. Но в
подобную ситуацию она попала впервые и шла как по тонкому льду.
Следователь истолковал ее замешательство по-своему.
— Вы что же, хотите предложить им
денег? — И опять в его голосе не было ни капли интереса ни к Кире,
ни к делу, по которому она пришла. — Этот вопрос адресуйте
адвокату. — И на его губах появилась уже откровенная усмешка.
Кира знала почему. Это было первое,
о чем она спросила адвоката, но тот, солидный, уверенный в себе
мужчина в дорогом костюме, быстро, не допуская возражений, пояснил,
что согласно статье двадцать пятой Уголовного кодекса прекращение
уголовного дела в связи с примирением сторон возможно при
преступлениях небольшой и средней тяжести. Это был не случай Киры,
и на адвоката, несмотря на всю его помпезность, надежд она не
возлагала. Уже потом она узнала, что этот серьезный дядька,
известный в городе «экономист», вынужден был подменить своего
помощника, вместо рабочего кабинета угодившего на операционный
стол...
— У меня нет денег, — просто сказала
Кира. Это было правдой — банки не давали ей потребительский кредит
даже под бешеные проценты. Только на покупку вещей. — Ну вы же
знаете, как все было.
— Конечно, знаю, — кивнул
следователь и обреченно сел. — Ваш сын привел домой девушку,
потребовал вступить с ним в интимную связь, она отказалась. Он ее
изнасиловал. Все.
— Нет, не все! — Кира, вопреки
собственному зароку держать себя в руках, что бы ни случилось,
вскинулась и даже крикнула, вскочив с места. — Не все, — уже
спокойнее, словно извиняясь, добавила она и села. — И все было не
так. Они же встречались. Долго, и... в общем, вы же понимаете.
— Да все я понимаю. — Наверное, он
искренне считал, что перевидал таких, как она, сотни тысяч... —
Соседи вот только не поняли, вызвали полицию. Вы, конечно, можете
сказать, что в одной квартире — бабка, с которой вы на ножах, а в
другой — узбеки без регистрации, но что это изменит? Ваш сын так
увлекся, что бил девушку головой о стену. Скажите спасибо, что не
сильно бил... набил бы себе срок лет на десять по совокупности.
Кира заставила себя посмотреть
следователю в лицо. Красивый, подтянутый, эффектный, даже
кинематографичный мужчина лет тридцати, уверенный в себе, своих
словах, поступках, решениях и своей жизни.
Кира встала.
— Спасибо, что уделили мне время, —
твердо сказала она, потому что это был единственный способ не
разрыдаться отчаянно и безнадежно.
Закрыв дверь, она все-таки
всхлипнула. Очередь посмотрела на нее равнодушно — здесь все пришли
со своей бедой.
Кира вышла на улицу. За окном
бушевало лето — вторая неделя жары и яркого солнца после
длительных, затяжных дождей с самого начала весны. Легкий ветер
гонял по улицам тополиный пух, солнце беспощадно выжигало окна
машин и зданий, и асфальт был раскаленным, как вход в
преисподнюю.
