Пасмурное октябрьское утро, начинающийся с шороха капель, с бледного сумрака, остужающего комнату. Не понимаю почему я все еще просыпаюсь.
Вот она, кульминация моей жизни: Я лежу на скрипучей полу ржавой кровати. Протекший желтый потолок – моя единственная картина в этом проклятом богом забытом месте.
Вторым был мой сосед по палате – Саша. Его истощенное тело источало желание поскорее сдохнуть. Нет, не умереть, а именно сдохнуть. Потому что его тело увядает от мук. Его щенячьи глаза так и просили помочь ему уйти в мир иной, но современная медицина беспощадна и милосердна даже к тем, кому это и вроде бы не надо. Его голова, туловище, руки, половой член. Все его тело было пронизано какими-то резиновыми трубками. В одну, как я понял, заливают отвратную на вид жидкость, воду, лекарства. Трубка проходит прямиком в желудок. Из других выходят моча, кал. Из трубки в горле он дышал и иногда выплевывал кровавую мокроту с отвратительным хлюпаньем. Мученик. Он мог лишь моргать и дышать. Его плоть была покрыта страшными ранами, пролежни, вроде как… Губы постоянно кровоточили от недостатка влаги и нормального питания. Кожа истончилась словно салафановый пакет и мне казалось, что его можно было порвать как бумагу. После многих месяцев химиотерапии у него не осталось волос на голове. Он смотрел на меня будто что-то прося, я на желтый потолок, отгоняя страшные мысли.
Моим утешением было то, что я еще могу говорить и сам ходить на своих двоих в туалет. А вот недостатком в наших с ним отношениях было то, что Саша слышал меня, мои слова и монологи, которые я частенько бубню вечерами. Его зрачки следили за моими движениями, иногда я пытался разгадывать с Сашей сканворды, но он никогда не отвечал. Лишь смотрел на меня своими бледными и тусклыми глазами и чего-то ждал. Будто я святой ангел и тяну с решением забрать его душу на тот свет.
Надолго я здесь? Я не знаю и не хочу знать. Я могу ходить, но у меня нет даже толики желания выйти на улицу и подышать холодным осенним воздухом.
Мне дают какие-то уколы, обезболивающее на букву Т, которые я никак не могу запомнить, но мой лучший наркоз от этой жизни – это сон. Палитра за окном разбавила серо-черные оттенки бледно – желтыми лучами солнца. Мы находились в богом забытом месте. В лесной глуши в паре автобусных остановок от города. Меня пугала эта отчужденность от цивилизации. Гостей в этой больнице было немного: Сестры милосердия, православные попы и редкие проверки сан эпид надзора, перед приходом последних усиленно травили тараканов и клопов по всем этажам.
Мы с Сашей молча смотрели друг на друга, и я терпеливо ждал вечера. Сегодня четверг и каждый четверг меня приходит навестить Маша. Я никого не хочу видеть и нет желания общаться, но Я человек, и я социальная скотина. Если я буду разговаривать с полуживым овощем – недалеко и умом тронуться, а бывшая жена не худший вариант.
Я услышал приближающийся стук каблуков медсестры. Сегодня даже вовремя. Обычно они опаздывают минут на двадцать и это дико раздражает. Хотелось уколоться побыстрее после тяжелого сна.
Я ждал смерть, призывал ее, но в то же время исправно делал себе уколы дабы уйти от боли. Сердился, когда вовремя не приносили обезбол. Ругал себя за это, зло посмеивался – «хо-очешь жить» – и все же продлевал эту ненужную теперь жизнь. И искал, искал в голове какие-то зацепки, просветы, которые вернули бы смысл быть на этой земле.
– Доброе утро! – Звонкий голос медсестры пронесся по палате.
– Доброе – Я кивнул.
Сегодня была Таня. Медсетры менялись день ото дня. Их было около четырех или пяти на все отделение. Некоторые были уже в возрасте и с мразотным характером, некоторые моложе и мягче. Таня была не худшей из них. Приятная блондинка лет тридцати, с еще горящими глазами и желанием помогать.