ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«Призрачно все в этом мире
бушующем.
Есть только миг — за него и
держись.
Есть только миг между прошлым и
будущим,
Именно он называется
жизнь»
Л. Дербенев
«Выбирая богов — выбираешь
судьбу!..»
Вергилий
Очнулся я, чувствуя только безмерный холод. Вселенская стужа
цепко сковывала мое тело, превращая его в одну ледяную глыбу. Я мог
только лежать и смотреть в небо, да и то лишь потому, что глаза
оставались открытыми, а отвернуться или хотя бы прикрыть веки, не
сумел бы при всем желании.
Небо было лазурным, удивительно прозрачным и абсолютно
пустынным. Без единого облачка и даже солнца. Это обстоятельство
пробудило во мне и первое отвлеченное чувство — удивление. Потому
что днем солнце обязательно должно быть на небе, особенно в такую
прекрасную погоду. Правда, удивление длилось не слишком долго,
поскольку пришло понимание, что светило попросту вне поля зрения.
Но его жаркие лучи уже делали свою работу, постепенно отогревая мое
тело и… душу.
Спустя некоторое время, я сумел повернуться набок и, устроившись
удобнее, попробовал собраться с мыслями. Но тут было еще сложнее.
Оказалось, что я ничего не знаю ни о себе, ни об окружающем мире!
Ни кто я родом, ни каким образом и по какой надобности здесь
очутился. Смутно припоминалось, что я будто бы хотел поиграть в
какую-то игру. Но в какую именно — как отрезало. Я не знал ни
сколько мне лет, ни к какому сословию принадлежу… Что это за
местность? Больше того — я даже не мог вспомнить собственного
имени! Ясно было одно: со мной что-то случилось. Но что, когда и
как — я тоже не мог вспомнить.
Банальное ощупывание себя не слишком увеличило число
ответов.
Крупное, сильное тело принадлежало молодому мужчине и не носило
явных следов недавних ранений. Хотя, старых рубцов вполне хватало,
особенно на руках и груди. Но все они уже хорошо затянулись и
совершенно не беспокоили. А в данный момент у меня ничего не
болело.
Даже одежда из тонкого домотканого полотна была совершенно целой
и на удивление чистой. В том смысле, что в пути штаны должны были
хоть немного измяться и запылиться. Да и носки низких сапог из
сафьяна сверкали такими яркими солнечными бликами, будто их только
что наглянцевали сапожной щеткой. Какое-то время я размышлял над
этой загадкой, но в очередной раз не найдя вразумительного ответа,
мысленно отправил ее к остальным и более внимательно огляделся
вокруг.
Над головой по-прежнему оставалось безмятежное,
ослепительно-лазурное летнее небо, в глубине которого весело
звенели колокольчики жаворонков, а за моей спиной и немного правее
— лениво, без усилий, скрипела лопастями загребного колеса водяная
мельница. И если судить по совершенно замшелым бревнам, из которых
был собран сруб, она пережила уже не одно поколение мельников.
Плотина, на которой я очутился, перегораживала мелкую лесную
речушку, скорее напоминающую большой ручей, накапливая в запруде
ленивую воду в количестве достаточном, чтоб ворочать жернова.
Одновременно ручей был своего рода границей между землями,
отвоеванными человеком, и — дикой природой.
С той стороны, где соорудили мельницу, простирались обширные
луга и выпасы, а деревья росли небольшими группками. Тогда, как на
противоположном берегу вздымались глухие дебри, настоящий вековой
лес. Что именно мешало столетним исполинам перебросить семена на
другую сторону мелкого ручейка, было совершенно непонятно, но и не
настолько важно, чтобы забивать себе голову. Важнее, что на
мельнице могли быть люди, а значит и ответы на вопросы! Или — новые
загадки. В любом случае выбора у меня не было. Как-то же я попал на
эту плотину? Неужели никто ничего не видел и не слышал?
Размеренное поскрипывание мельничного колеса настраивало на
покой и обнадеживало. Не верилось, что за всей этой пасторальной
безмятежностью может таиться опасность. Слишком уж тихо и уютно
было вокруг. Я вздохнул и решительно поднялся на ноги. Только
удовольствие стоит растягивать до бесконечности, а от бед и тревог
лучше избавляться сразу. По меньшей мере, именно так меня учил
отец. И не зря, наверное: если я вспомнил это наставление
даже, позабыв все прочее. В том числе и лицо самого отца…
