Утверждают, что оборотни ощущают мир и себя в нем в восемь раз
острее, чем обычные люди. Всегда было любопытно, откуда взялись эти
цифры. Сейчас мои органы чувств почти не работают.
Горло забило опилками — трудившиеся все утро олухи-строители не
удосужились выкинуть за собой мешки с мусором. По голове огрело
здоровой дубовой балкой, я лично оплачивала счет и проверяла, чтобы
даже для временных сооружений нам поставили самое лучшее дерево. Ну
а голову обмотало полотнищем — наверняка, тем самым, с гербами
академии.
У нас замечательный герб. На черном фоне белоснежный волк,
вставши на задние лапы, как человек, угрожает разорвать верхними
любого, кто окажется рядом. И еще у него длинный красный язык. Все
первые годы в академии я любовалась этим вдохновляющим
изображением, символом независимости и свободы моего народа.
Но погибать с куском материи на лице — это отвратительно.
Волчица должна умирать в бою. Ну или в окружении своего выводка,
провожаемая на небеса воем дерущихся между собой внуков. Рядом
застонал Маркус.
— Дарриа, ты как? Перестань злиться, лучше помоги мне.
Конечно, он громила, ему легко говорить. Я попробовала
пошевелить ногами, еще одна балка придавила мне их выше колена —
так что нижние конечности не чувствовала напрочь. Часик в таком
положении, и даже знаменитая регенерация не поможет избежать
некроза.
Я что-то промычала в ответ, давая понять, что я его слышу, хотя
легче от этого не становится. Оглушенный разум продолжал
анализировать.
Вот на двух трибунах для руководства по обе стороны от
постамента ректора гремят взрывы, и телохранители успевают сбить в
прыжке ничего не понимающего Вернона.
Вот я ныряю под постамент, зная, что там спрятался Стефан,
который подпиливал балки. Маркус с ревом срывается за мной, не
подозревая, что спасать надо не одну меня, но и сына. Поздно.
Опоры, поврежденные взрывной волной, рушатся раньше времени,
подминая не только нас троих, но и тех несчастных, кто в этот
момент стоял рядом. По-моему, престарелая фрау Вильде, бессменный
преподаватель математики на всех трех факультетах, как раз
поднималась по ступенькам, чтобы получить грамоту из рук
ректора.
Значит, кроме меня и Маркуса, в этой кромешной тьме скорее всего
находятся еще двое. С другой стороны, опасность пролежать здесь
несколько часов нам не грозит. Наверху пять-шесть сотен человек,
которые помогут выбраться.
— Ясно, — глухо сказал Маркус. Ему достаточно прислушаться к
моему дыханию, чтобы понять, что я контужена. — Держись, малышка.
Надо выбираться самим. Над нами зачем-то натянули колпак и
заблокировали… И… рядом с нами другие раненые.
Господи, во всем мире только он да папа называли меня так,
остальное — это еще две плохие новости. Сколько можно за
сегодня.
— А сам ты, что? — я с трудом выговариваю слова. Маркус не стал
бы тратить время на беседу, если бы имел возможность добраться до
меня.
— Подожди… Я сейчас, — хрипит он. И я ему верю. Мы знакомы более
двухсот лет, и за все эти годы он не позволил себе ни слова
лжи.
— Госпожа Дариана, папа! — это Стефан, слова богу. — Я не могу
вытащить ногу, ее придавило кафедрой. Тут у меня госпожа Вильде,
она истекает кровью.
Часом ранее...
Красноречие нашему ректору не изменяло никогда. Вернону Бледному,
магу-нейтралу, всю жизнь не хватало магического потенциала, ему не
везло в любви и он не нажил наследников — зато заговорить до
беспамятства мог даже впавшего в любовный раж альфу. И сейчас
преподаватели, студенты и их родители имели честь оценить
заготовленную им вступительную речь ко Дню первокурсника.
Ректор традиционно писал ее почти неделю и не давал взглянуть
никому, даже мне. Хотя я негласного выступала его личным
корректором, правя официальные обращения от лица академии, а также
важные письма в инстанции. Да, что скрывать, все поздравительные
речи писала тоже я — но только не эту. В течение сезонных каникул,
предшествовавших первому дню учебного года, Вернон старательно
нагонял туману, чтобы огорошить всех, чья судьба так или иначе
связана с Серой академией.
