Как жаль, что мой фиктивный муж так
и не стал настоящим в нашу вторую брачную ночь!
Возможно, тогда целых десять дней в
карете наедине мы провели бы куда более приятным образом. А
так…
Тот странный приступ нежности, когда
он держал меня за руку и позволил даже уснуть на своём плече,
быстро прошёл. Сменился ледяной холодностью.
В первое утро нашего путешествия я
проснулась ближе к обеду, и обнаружила, что неплохо согрелась, но
вместо плеча Дорна под моей щекой – собственные ладони, и сплю я,
лёжа на боку, целиком заняв банкетку. Мой муж укрыл меня сверху ещё
и собственным сюртуком для тепла, а сам дремлет на противоположном
сиденьи. Сложив руки на груди, и с лицом таким хмурым, что мне
немедленно захотелось разгладить морщинку меж его тёмных бровей
кончиками пальцев.
В ответ на мой взгляд он тут же
проснулся. Первое мгновение смотрел на меня так, будто не понимал,
откуда я тут вообще взялась. Но когда сонный туман в его глазах
рассеялся, они стали непроницаемо-спокойными, будто он отгородился
от меня стеной серого льда. Вежливо что-то спрашивал, интересовался
моим самочувствием… а мне волком хотелось выть от этой его чопорной
вежливости.
А потом – от молчания. Эх… надо было
в брачный контракт вписать отдельным пунктом – разговоры с женой
минимум полчаса в день. Потому что до самого вечера у нас даже
столько не набралось. Дорн просто сидел со скрещенными на груди
руками, и смотрел в окно. Как будто всеми силами избегал смотреть
на меня.
В конце концов, я пошла на крайние
меры. Вот совсем на крайние! Никогда бы не подумала, что смогу
такое учудить. Но я заявила, что в карете ужасно жарко, и скинула
плащ, в котором осталась. Ну а если учесть, что под плащом у меня
была лишь ночная рубашка, слегка к тому же порванная… у меня
всё-таки получилось приковать внимание Его сиятельства! Он тут же
уронил маску чопорности, да ещё и вспомнил, что мы уже переходили
на «ты».
- Элис! Немедленно прикройся! Мало
того, что простудишься… гм-гм… мы с вами подъезжаем к Полтерни.
И снова давай в своё окошко
пялиться.
Слегка краснея – то ли от невольного
смущения, всё же выходка для меня была слишком уж смелой, даром,
что муж… то ли от обиды – я напялила обратно плащ. Затянула завязки
туже. И пожалуй, в моих порывистых движениях было многовато
подавленного гнева. А в его неподвижной позе – слишком много
нарочитой неподвижности.
В маленький городок по прозванию
Полтерни мы и впрямь въехали уже через полчаса. Дорн неожиданно
приказал кучеру остановиться. Плотно прикрыл все шторы и
строго-настрого запретил мне высовываться из кареты.
Куда-то ушёл, даже не сказал куда.
Вернулся через час. С охапкой свёртков, которые были сгружены мне
под ноги прямо на пол.
Бросив на меня странный взгляд, Дорн
снова вышел, и судя по звукам, принялся прохаживаться под
окнами.
С воодушевлением маленькой девочки,
у которой день рождения, я принялась разбирать подарки. В свёртках
оказалась пара женских ботинок – и они, в отличие от тех, что я
позаимствовала у своей горничной, сели точно по ноге. А ещё пара
платьев – не слишком изящного фасона, зато из добротной плотной
шерстяной ткани серого и тёмно-зелёного цветов. Шляпка, перчатки,
шаль, носовые платки… муж не забыл ни одной дамской мелочи!
Долгое томительное ожидание… и вот
Дорн вернулся в карету, окинул меня пристальным взглядом, от
которого по телу разлилась волна жара… и скупо отметив, что так
герцогине путешествовать намного приличнее, снова уселся подальше и
вперился в окно.
А ведь я слышала, что выйдя замуж,
некоторые милейшие и очаровательнейшие девушки превращаются в
злобных мегер как по волшебству. Ну, положим, я никогда не была
очень уж милой и очаровательной… но глубочайший и неудержимый порыв
стать злобной мегерой прочувствовала на себе в эту самую минуту. И
ведь поездка только началась!
