Утро щедрою ладонью рассыпало по земле золотую пыльцу солнечных лучей, пронизывая стылую прохладу раннего часа. Воздух, еще не оскверненный дневным смогом, был свеж и прозрачен, словно драгоценный камень, только что извлеченный из глубин земных недр. Четверо стояли на краю мира, где владения человека уступали место дикому, первозданному царству деревьев. Лес, казалось, дышал, медленно и могуче, обещая приключения тем, кто осмелится войти в его зеленую, сумрачную обитель.
Стюарт, истинный зачинщик этого предприятия, стоял на полголовы выше остальных, словно возведенный на пьедестал собственным самодовольством. Его новенькое снаряжение, блестящее и безупречное, казалось продолжением его собственной амбициозной натуры. Высококачественный рюкзак, походные ботинки, испачканные лишь городской пылью, и палка с навороченным компасом – все свидетельствовало о его стремлении к совершенству, к господству над стихиями, или, по крайней мере, над окружающими. Сегодня он был генералом, готовящим свою армию к покорению неведомых вершин, и не терпел никаких сомнений или возражений.
«Ну что, готовы, покорители?» – его голос, уверенный и звонкий, как удар по натянутому барабану, перебил тишину. Он обвел взглядом своих спутников, словно оценивая боевой дух.
Рядом с ним стоял Донован, чья внешность скорее напоминала молодого профессора, чем заядлого туриста. Его извечная склонность к меланхолии и легкая ирония были его броней против этого мира, который он часто воспринимал как слишком шумный и суетливый. Он лениво зевнул, прикрывая рот тыльной стороной ладони. «Стюарт, мне кажется, мир, куда ты нас ведешь, не нуждается в покорении. Ему, возможно, просто хочется, чтобы его оставили в покое», – пробурчал он, и в его глазах мелькнула тень усталости, предчувствуя неизбежные приключения, организованные его другом. Он был другом Стюарта, но в глубине души таилось едва уловимое раздражение на эту бесконечную демонстрацию превосходства.
Кэтлин, чья природная грация сочеталась с острым, практичным умом, в этот момент была поглощена картой. Ее пальцы, тонкие и ловкие, скользили по линиям, прокладывая маршрут, который, как она надеялась, окажется более безопасным и логичным, чем тот, что рисовал в своем воображении Стюарт. Она была опытнее их двоих, повидавшая больше дорог, чем эти городские джунгли, и именно ее здравомыслие чаще всего пыталось усмирить буйный поток Стюартовых идей. В ее отношениях со Стюартом витало нечто большее, чем простая дружба – зарождающаяся симпатия, которую он, в своем самовлюбленном угаре, либо не замечал, либо игнорировал.
Ребекка, младшая сестра Кэтлин, была воплощением юной любознательности. Ее глаза, широко распахнутые, впитывали каждый блик солнца, каждую складку коры. Она была словно губка, готовая впитать все краски и звуки этого нового мира. Ее неопытность была очевидна, но в ней же крылась та наивная открытость, которая могла либо принести ей неприятности, либо, наоборот, позволить увидеть нечто, скрытое от более прагматичных глаз. Она восхищалась Стюартом, его уверенностью и отвагой, но в то же время побаивалась его резкости, его способности одним словом растоптать чужие чувства.
«Скептицизм – это признак слабости, Донован», – парировал Стюарт, бросив на него взгляд, полный снисходительности. «Мы идем туда, куда не ступала нога городского жителя. К озеру, о котором говорят только шепотом. Это будет наша победа над обыденностью».
Пока они обменивались репликами, их ноги уже начинали путь. Лес встретил их не шумом приветствий, а внезапной, поглощающей тишиной. Стоило сделать несколько шагов, как звуки города – гудки машин, человеческая речь – мгновенно стихли, словно их стерли невидимым ластиком. Деревья, могучие и древние, смыкались над головой, образуя зеленый свод, сквозь который лишь изредка пробивались тонкие, золотистые лучи. Воздух стал гуще, наполнился запахами влажной земли, прелой листвы, смолы и чего-то неуловимого, дикого.
