Элара всегда знала, что она не такая, как остальные жители Серебряного Ущелья. Пока другие девушки её возраста пряли шерсть или вышивали узоры на льняных полотнах, она проводила часы в тишине горных лугов, слушая то, что никто больше не мог услышать – мелодии цветов.
Каждый цветок пел свою песню. Полевые маки звенели озорными трелями, словно детский смех на ветру. Незабудки шептали нежные колыбельные, а дикие розы исполняли страстные баллады о потерянной любви. Мать говорила, что это просто богатое воображение, отец лишь качал головой, а соседи перешёптывались за её спиной о странной девочке, которая "слишком много времени проводит наедине с природой".
Но Элара знала правду. Музыка была реальной, живой, пульсирующей в каждом лепестке и стебле.
В ту лунную ночь, когда всё изменилось, она не могла заснуть. Серебристый свет луны проникал сквозь тонкие занавески её комнаты, превращая привычную обстановь в призрачный театр теней. Где-то за окном звучала мелодия, не похожая ни на что, что она слышала прежде.
*Это не пение цветов,* – поняла Элара, тихо встав с кровати. Эта мелодия была глубже, древнее, пронизанной такой красотой и печалью, что у неё перехватило дыхание.
Накинув шерстяную шаль, девушка выскользнула из дома. Холодный горный воздух мгновенно обжёг щёки, но она едва это заметила. Мелодия звала её, тянула за собой невидимыми нитями, и Элара не могла сопротивляться.
Тропинка вела через спящую деревню, мимо домов, где за закрытыми ставнями спали её соседи. Собаки почему-то не лаяли – словно и они чувствовали что-то магическое в этой ночи. Мелодия становилась всё отчётливее, обвивая Элару, как тёплый шёлковый шарф.
На окраине деревни, там, где начинались дикие горные склоны, стоял заброшенный сад. Когда-то здесь жил старый садовник по имени Марен, но это было так давно, что даже старейшины помнили его смутно. После его исчезновения сад зарос сорняками, и жители Серебряного Ущелья предпочитали обходить это место стороной.
Но именно оттуда доносилась завораживающая мелодия.
Элара остановилась у покосившихся железных ворот. Ржавые петли со скрипом поддались её прикосновению, и девушка шагнула внутрь. Лунный свет превращал запущенный сад в серебряное кружево теней и света. Высокая трава шелестела под её босыми ногами, а мелодия звучала всё громче, всё пронзительнее.
*Где же ты?* – мысленно обратилась Элара к невидимому источнику музыки.
Словно отвечая на её зов, мелодия изменилась, стала мягче, приглашающе. Элара пошла на звук, пробираясь между заросшими кустами роз и одичавшими яблонями. В самом центре сада, там, где когда-то, должно быть, была клумба, лунный свет выхватывал из тьмы что-то необычное.
Элара замерла.
Среди сорняков и увядших стеблей рос единственный цветок. Он был размером с её ладонь, с лепестками, которые при лунном свете казались выкованными из чистого серебра. Каждый лепесток слегка светился изнутри, пульсируя в такт мелодии, которая лилась прямо из его сердцевины.
Элара опустилась на колени перед удивительным растением, затаив дыхание. Мелодия окутывала её, проникала в самые потаённые уголки души, пробуждая что-то давно забытое и в то же время удивительно знакомое. В этой музыке звучали отголоски всех цветочных песен, которые она когда-либо слышала, но в то же время она была совершенно уникальной.
Девушка протянула руку к цветку, но остановилась в нескольких сантиметрах от серебристых лепестков. Что-то подсказывало ей, что прикосновение изменит всё. Навсегда.
Мелодия стала тише, словно цветок тоже чувствовал её колебания. В лунном свете Элара увидела, как лепестки слегка склонились в её сторону, как будто растение само тянулось к ней.
