— Что это? — я заглянула в котел, в
котором бурлила серая клейкая масса по консистенции не гуще воды. —
Вы собираетесь кормить этим детей? Теперь понятно, почему все они
маленькие, хилые и постоянно болеют. С таким питанием недолго
протянуть ноги.
И добавила про себя:
«Возмутительно!»
Повариха с озадаченным видом
поправила колпак на голове и посмотрела на меня сквозь клубы пара,
что поднимались от горячей каши.
— Но это же было ваше распоряжение —
экономить продукты. Вы сами сказали, что это отрепье не заслуживает
ни масла, ни мяса.
К щекам прилил мучительный жар.
Стало неприятно находиться в этом теле, словно душа, что побывала в
нем до меня, успела замарать его своей грязью.
— И правильно, — продолжила
повариха, прежде чем я успела ответить. — Нечего баловать их.
Нормальные дети от достойных родителей заслуживают всего самого
лучшего — это вне всяких сомнений, с этим никто не спорит. Но это
же не нормальные дети! Это яблоко от яблони. Будущие воры, пьяницы
и продажные девки. Чем меньше их доживет до взрослого возраста, тем
чище будут улицы нашего Шаборо́.
— Линара!
— Правду ведь говорю, госпожа, —
захлопала глазами повариха, искренне не понимая причин моего
возмущения. — Одни дети — цветы, другие — сорняки. Нет здесь
отпрысков благородных семейств. Кто-то попал сюда, потому что
родители упились до смерти. Кого-то оставили на крыльце нашей
«Милосердной Мариты», потому что не могли прокормить. Прочих сбыли
с рук гулящие девки, чтобы скрыть последствия своего позора. А
сколько младенцев принесли к нашему порогу блудницы с красного
квартала! Рожают, как кошки, и всех тащат к нам.
— Линара, прикуси язык, — процедила
я сквозь зубы, с трудом сдерживая гнев. — Не смей говорить так о
наших воспитанниках. Все дети невинны и не отвечают за грехи
родителей. Из каждого можно вырастить достойного члена
общества.
Поймав мой сердитый взгляд, повариха
склонилась над котлом и принялась активно мешать черпаком кашу.
— Добавь побольше масла, — велела я.
— Чтобы было вкуснее и сытнее. Сегодня же составлю меню на неделю,
и ты будешь ему следовать.
— Неужто проверка к нам едет? —
Линара улыбнулась хитро и понимающе. Я без труда прочитала на лице
ее мысли: «А-а-а, ясно теперь, чего вы добренькой такой стали. Надо
ревизору пустить пыль в глаза, иначе денежек вас лишат да с высокой
должности снимут».
— Да, именно. Поэтому старайся, а то
шкуру с тебя спущу.
Я решила, что выводы Линары мне на
руку, и не стала ее разубеждать.
Большой кусок масла полетел в котел
и украсил серую размазню желтыми блестящими лужицами. Так-то
лучше.
Оставив повариху заниматься
завтраком, я спустилась в кладовую и взяла оттуда буханку белого
хлеба, головку сыра и немного конфет — пусть дети порадуются.
В городе было не без добрых людей.
Его Сиятельство граф Лареман регулярно снабжал сирот сладостями, но
все угощения проходили мимо детских ртов. Конфеты, шоколад, ягоды в
сахаре — то, что не оседало в карманах Сибилл Шевьер, бывшей
хозяйки моего тела, делили между собой служащие приюта.
— Госпожа, — неободрительно покачала
головой повариха, когда я встала рядом с ней за кухонным столом и
принялась делать бутерброды, чтобы подать к завтраку вместе с
кашей. — Куда этим голодранцам такая роскошь? И масло! И сыр!
Хватило бы краюхи черного хлеба, а вы им пшеничный. Даже я такой не
всякую неделю ем.
— Уймись, Линара, — цыкнула я на нее
и добавила с многозначительным видом: — Проверка.
Волшебное слово «проверка» заставило
повариху заткнуться. Я решила, что буду использовать это заклинание
и впредь, чтобы аккуратно наводить в приюте свои порядки и при этом
не вызывать подозрений.
В трапезном зале стоял дубарь. За
окнами ревел студеный ветер и сугробы лежали выше человеческого
роста, а трубы отопления были едва теплыми. Городское управление
снабжало «Милосердную Мариту» углем, но его запасов едва хватало,
чтобы пережить зиму.
