Пролог
Так не бывает же? Ну правда, просто абсурд? Я смотрю на
абсолютно голого мужчину, раскинувшего сильные мускулистые ноги и
силюсь вспомнить, что я тут делаю, в этой совершенно незнакомой мне
шикарной комнате. Голова гудит, язык распух так, будто в моем рту,
пока я спала, покончил самоубийством свои жизни целый рой
африканских пчел – убийц. Взгляд утыкается в толстенную пачку
денег, перетянутую резинкой, небрежно валяющуюся на прикроватной
тумбе красного дерева. Память начинает возвращаться. Стихийно, как
ледяной дождь взявшийся из ниоткуда. Но, черт меня подери, лучше бы
я так и осталась в неведении, с амнезией и еще каким-нибудь
психиатрическим диагнозом, чем внезапно обрушившиеся воспоминания о
вчерашней сделке с самим, кажется, дьяволом, похожим на проклятого
падшего ангела. Да, это было бы избавлением.
- Господи, теперь я шлюха,- мелькает мысль, от которой мне
становится очень смешно. Судя по толщине денежного эквивалента,
довольно дорогая. Непорочная б... Нервно хихикнув, оглядываюсь на
купца, заплатившего за залежалый товар бешеные деньги. Боже. Лишь
бы он не проснулся.
Надо бежать. Нестись сломя голову, пока не очнулся человек,
заключивший со мной сумасшедшую сделку. А человек ли?
Деньги не беру. Да, я идиотка. Да, лучше сдохну под забором. Да,
мне просто ошеломительно стыдно. Как там говорят? «Пьяная баба,
кое-чему не хозяйка?»
А пьяная полудурочная девственница, продавшая свое единственное
достоинство за миллион не пойми кому, не хозяйка собственному,
распухшему мозгу. О чем я думала? О чем? О чем? О чем?
Мария
Накануне
Смешно. Почти как у классика.
- Не выдержал все таки?- хмыкнула моя единственная подружка,
Леська, отчаяно хрустя при этом каменной сушкой. Почему
единственная? Да потому что...
- Уволил. Сказал, что у меня обе руки левые. Но, страшнее всего,
что Марк на меня долг навесил. Сто тысяч. Это же неприподъемно. Ну
не может тот сервиз, что я разбила столько стоить. Нереально же? -
обреченно хлюпнув носом, я в очередной раз позавидовала подруге.
Как у нее получается молотить все, что не приколочено и при этом
оставаться маленькой феей, с фигурой вырезанной из эбенового дерева
богини? Я же раздуваюсь, словно воздушный шар, едва понюхав
вкусняшку.- Лесь, я не знаю, как домой идти. У тети Глаши снова
будет криз. А она говорила, что еще один ее просто убьет.
- Да тетку твою из дробовика не завалишь. Переживет даже
тараканов, случись ядерная зима. Когда ты уже поймешь, Маруська –
она просто тебя поработила? Навязала тебе кучу комплексов, и
валяется теперь на твоих косточках. Тоже мне, мать Тереза и
спального района. Чего ты сейчас расстроилась? Что тебе жить не на
что будет, или что Глафирин Пубусенок останется без вареной
говядинки. Очнись, Машка, тебе сейчас думать нужно совсем о другом.
Марк гаденыш, он ведь с тебя живой не слезет.
- Точно, Пубусик,- обморочно пробормотала я, вспомнив злобное
мелкое сушество, на тонких ножках. Пинчеру тетушки лет, как мумии
Тутанхомона. Хотя, у мумии то хоть зубы были целы, вроде. Но за
мелкое исчадье, Глафира сожрет мое сердце. Даже хозяин ресторана,
из которого я вылетела с треском сегодня, так меня не пугает, как
то, что я явлюсь домой без чаевых. Сообщить тетушке новости у меня
просто нет сил.
- Так ты это, продай чего нибудь утратившее ценность года четыре
назад,- в голосе Леськи я не услышала издевки, но она там точно
была. Клянусь всеми оставшимися зубами пинчера.
- Чтобы продать что нибудь ненужное. Нужно сначала купить, что -
нибудь ненужное, а у нас денег нет,- хрюкнула я и закашлялась
подавившись сушкой. Может поэтому не сразу офигела от дальнейшего
предложения подружки – норушки.
