Айрин Вилиус
Я не знаю, что такое любовь. Зато о ненависти могла бы написать
целую книгу.
Я знаю все её оттенки, все особенности этого чувства — яркого,
как солнечный свет, и такого же опасного. Как и от солнца бывают
ожоги, так и ненависть выжигает душу, оставляя после себя лишь
серый пепел безысходности. Она горчит на языке, вскипает солью на
глазах, заставляет дрожать руки и связывает язык. Ненависть —
пожалуй, единственное, в чём я действительно разбираюсь, если речь
идёт о человеческих отношениях. Остальное мне почти недоступно.
Я медленно сошла по ступеням главного отделения судебного
комитета, стараясь сосредоточиться на собственных шагах —
опасалась, что иначе упаду с лестницы. Да, ненависть… Она такая —
умеет и подножки подставлять. Я в курсе, потому что уже падала с
лестниц.
— У тебя ничего не получится, Айрин, — раздался позади самый
ненавистный в мире холодно-насмешливый голос. — Ты и сама прекрасно
это понимаешь. Забери своё дурацкое заявление, хватит тратить моё
время.
Я на мгновение прикрыла глаза и сразу поплатилась за это, едва
не оступившись. Вовремя спохватилась, выпрямилась и, не
оборачиваясь, бросила тому, кто шёл следом за мной:
— Даже не мечтай.
Он фыркнул и язвительно припечатал, снисходительно хлопнув меня
по плечу, отчего я замерла, словно превратившись в кусок льда:
— Как была дурой, так и осталась, Рини.
Потом он сбежал по лестнице, не оборачиваясь, а я провожала его
горящим от ненависти взглядом.
Да, если бы я умела поджигать одним взглядом, как архимагистры,
то мой отец, ведущий специалист судебного комитета по правовым
актам архимаг Алан Вилиус, уже давно превратился бы в кучку
вонючего пепла. Но я, к сожалению, «пустышка». Аристократка без
магии — что может быть более нелепым в нашем традиционном обществе?
Пожалуй, ничего.
.
На вечер был запланирован спектакль, поэтому сразу после
окончания судебного заседания я вернулась в варьете.
Я работала здесь с семнадцати лет — с того момента, как сбежала
из дома. Мне тогда колоссально повезло, что я умудрилась наткнуться
не на какого-нибудь грабителя, убийцу или насильника, а на маэстро
Говарда Родерика — владельца «Варьете Родерика», музыкального
театра для обычных людей и нетитулованных магов. Аристократы к нам
действительно почти не захаживали — только если под маскировочными
амулетами, чтобы никто не узнал об их позоре. Посещать наше варьете
считалось дурным тоном, а раз я здесь работала, тем более даже не
под псевдонимом, то и мне был заказан вход в «приличные» дома и
заведения. Не очень-то и хотелось, разумеется. Однако именно на тот
факт, что я «фривольная актрисулька в дурацком театре», и напирал
мой отец во время судебных заседаний. Если бы не помощь маэстро, я
бы уже давно проиграла тяжбу. Но… даже со связями Алана Вилиуса
победить Говарда Родерика было не так уж и просто. Поэтому… мы ещё
повоюем.
Войдя в театр, я оставила верхнюю одежду в гардеробе для
сотрудников, а затем прошла в свою гримёрную. По пути бросила
взгляд на браслет связи — до репетиции ещё два часа, успею привести
себя в порядок и, возможно, даже что-нибудь перекусить. Хотя после
встречи с отцом обедать не хотелось, но, если я не поем, вечером не
смогу хорошо откатать спектакль. Это я уже давно про себя знаю —
мне необходимо выходить на сцену только сытой. Можно в плохом
настроении и самочувствии, это как раз на эффективность не влияет,
а вот наличие обеда в желудке — да.
Я опустилась на пуф перед трюмо и посмотрела на себя в зеркало.
Оно было трёхстворчатым, поэтому я отлично видела себя с разных
боков и могла прийти к неутешительному выводу, что гримёру сегодня
придётся постараться, делая из меня юную и цветущую главную героиню
пьесы маэстро.
