– Нет.
– Нет?
Синие, словно полевые васильки,
глаза и в них недоверчивое, растерянное удивление. Не ожидал такого
моего ответа и оттого ещё горше на душе.
Неужели и впрямь полагает наивно,
что я приму его предложение, всё брошу и предам брата ради счастья
иллюзорного, мимолётного, будто жизнь бабочки-однодневки? Неужели и
впрямь не догадывается, сколько уже их было, щеголей, красавцев и
охотников за приданым, уверенных, что достаточно пообещать жениться
на даме, и она с готовностью раскроет им свои объятия и банковские
счета?
– Но…
– Нет, – повторяю едва слышно.
Пальцы замирают в нерешительности на
щеке. Его лицо так близко, что дыхание касается моих губ. Кажется,
ещё чуть-чуть, и он поцелует меня, но, знаю, этому не бывать.
Не сегодня.
Не сейчас.
– Прости, но я не могу и не желаю
принимать твоё предложение, – я отступаю на шаг, выдерживаю
дистанцию барьером между нами.
– Но почему? – он искренен в своём
непонимании.
– Ты знаешь почему, Арсенио, –
надеюсь, мой голос звучит твёрдо, убедительно. – Я не люблю тебя и
не хочу любить, потому что тем больнее будет разочаровываться
потом, а разочарование неизбежно, поверь мне. Мы слишком разные и
однажды разница эта ударит по нам бумерангом. Возможно, сейчас тебе
кажется, будто любовь способна всё преодолеть, но это не так. И мой
брат никогда не одобрит нашего брака, о чём тебе прекрасно
известно.
– Я не собираюсь жениться ещё и на
Эване, – непонимание уступает место колкому раздражению.
– А я не выйду замуж без его
благословения. И не смогу жить спокойно, зная, что между мною и
единственным родным мне существом пролегла пропасть.
– Рианн, – Арсенио возводит очи к
потолку, словно тот может призвать меня к благоразумию.
– Я благодарна тебе за помощь, но
мой ответ нет.
– Ты даже не хочешь попытаться?
– Зачем? Если не мнение Эвана, то
наша природа рано или поздно разведёт нас в разные стороны. Я
оборотень, ты инкуб, я не прощу измену, а ты не сможешь до конца
дней своих довольствоваться лишь мною. Ты захочешь разнообразия,
затем очередную девственницу, но скрыть от меня не сможешь. Я
узнаю, почую, почувствую. И тем хуже будет для нас обоих.
– Рианн, – Арсенио порывисто тянется
ко мне, и я отшатываюсь инстинктивно. – Если мы поженимся, я буду
верен только тебе. Никаких измен и девственниц, любовниц и оргий. Я
люблю тебя и буду любить всегда. Тебя и наших детей.
По глазам вижу – он действительно
верит в придуманную им же сказку. Сказку, где не существует ничего
после фразы «и жили они долго и счастливо и умерли в один
день».
– Нет, – качаю головой и
отворачиваюсь к окну. – Больше ничего не говори и уходи,
пожалуйста. Прошу тебя.
Чувствую, как он смотрит на меня,
пристально, выжидающе, с иррациональной, безумной немного
надеждой.
Но я не передумаю. Отсчитываю удары
сердца – оно бьётся гулко, тяжело, медленно, словно вот-вот
остановится. Сжимаю зубы и сосредотачиваю взгляд на изумрудной
портьере – всё лучше, чем видеть глаза Арсенио, видеть, как умирает
в васильковой глубине безжалостно убитая мною надежда.
Один, два, три.
Не ожидание – вечность, бесконечная,
бескрайняя. Но на шестой удар Арсенио всё же поворачивается
неохотно и уходит. И я позволяю себе выдохнуть и вдохнуть поглубже.
Воздух с трудом наполняет лёгкие, стиснутые невидимой рукой.
Это необходимо. Лучше отрезать ещё
тонкие, хрупкие нити сейчас, чем мучительно разрывать уже
устоявшиеся, привычные связи потом.
Я такая, какой меня хотят
видеть.
Примерная дочь.
Верная сестра.
Добропорядочная горожанка.
Благочестивая леди если не по праву
рождения, то по воспитанию.
Всю жизнь я следовала чужим
представлениям, идеалам, советам. Делала то, что мне говорили, и
поступала так, как должно было. И полагала искренне, что это
правильно. Мама и папа знают, что лучше для их детей. Старший брат,
оставшийся после смерти наших родителей единственным близким и
родным существом, отвечает за меня и потому я должна вести себя
так, чтобы причинять ему как можно меньше лишних забот. Должна
помогать ему и поддерживать во всём.
