Восточная
граница Российской империи,
1907
год
Короткий зимний день близился к завершению. Однако солнечный
свет, приглушенный завесой трехдневной метели, еще не погас.
Стрелки башенных часов, украшавших свежее, светлое здание
Общественного собрания, готовились указать 3 пополудни.
По традиции часы отставали – уже на 40 минут. Впрочем, жителей
их показания не слишком заботили. Они привыкли полагаться на более
надежный и неизменно исправный механизм – солнечный свет.
И сейчас он говорил о том, что темное время уже на пороге.
Тут и там почти одновременно щелкнули замки и задвижки.
Одинаково спешно и привычно закрывались на ночь двери хлипких,
вросших в обледеневшую землю мазанок и времянок, изб и рабочих
бараков, деревянных одноэтажных домишек и резных теремов, прочных
каменных доходных зданий и все еще редких на городских улицах
особняков из красного кирпича.
Скрипнули надежные засовы и в белоснежном дворце – резиденции
генерал-губернатора Софийского, изящном, современном здании. Оно
словно переместилось сюда с улиц сияющего Петербурга, и оттого
выглядело неуместным и потерянным. Как балерина, неожиданно упавшая
в своей белоснежной пачке со сцены Мариинского театра – прямо в
грязь.
Предстояла долгая и беспросветная зимняя ночь. Электрические
фонари, детище инженера Романова – очередное новшество, на которые
выдались так богаты последние несколько лет – как обычно, легко
сдались перед натиском непогоды. Привычные же масляные не имели
шансов устоять под порывами ветра – даже в том случае, если бы долг
смог выгнать фонарщиков на улицу в такое ненастье. Да и не под силу
им было рассеять ночную тьму.
Всего за несколько минут улицы, и без того немноголюдные,
полностью опустели. Свет окончательно погас, как будто кто-то
сверху вдруг прервал щипцами дыхание керосиновой лампы.
Снег снова усилился. Он стремительно заносил окровавленное тело,
лежащее за околицей, у последнего на тракте верстового столба.
***
Город, окутанный ночью, прочно закрылся – на два, на три,
кое-где даже на четыре запора – но не спешил отходить ко сну.
В гостиной генерал-губернатора отогревалась, приходя в себя,
довольно разномастная компания.
Инженер Романов, благодаря чьим стараниям белокаменный дворец
даже в пургу освещало пламя электрических ламп, растирал маленькие,
почти женские руки, куском мягкой ткани. Не скрывая эмоций, он
жаловался на свое новое техническое дитя – водопровод, не
выдержавший испытаний первой зимы.
– Не действует! Вновь не действует! Полагаю, те же трубы, что и
давеча, полопались.
– Прискорбно, Анатолий Васильевич. Теперь уж до весны... Ведь
как до них достать, в такой мороз? И у нас вот стройка встала, –
развел руками собеседник – чиновник, занятый на строительстве
железной дороги. – С тех пор, как Вагнера изволили вызвать в
Петербург, мы тут и версты не прошли.
– Да, да, ваша правда... Но позвольте. Мы ведь можем отогреть
только этот, один лишь этот участок земли!
Адъютант генерал-губернатора Малинин и три брата-купца первой
гильдии Перовы горячо обсуждали недавний инцидент в тюремном
замке.
– К сожалению, вас не обманули, господа. Они снова сбежали: как
раз во время визита его превосходительства. На сей раз их семеро,
и, увы, они, вероятнее всего, теперь уж хорошо вооружены.
– Не может быть! И без того среди нас были одни каторжники.
– Нет, хуже, брат: это мы живем среди них! Нынче же велю Луке
поставить еще засовов.
– Но как же такое могло случиться?
– Они все спланировали заранее. Та непристойная женщина, про
которую все говорят, своим возмутительным поступком просто отвлекла
внимание его превосходительства и господина смотрителя.
– Да как же так, батюшка... То, о чем говорят, в самом деле...
Имело место? Неужто не пустая молва?
