Глава 1. Ложь как дыхание
Ложь никогда не начиналась у меня с чего-то большого. Не было момента, когда я проснулась утром и решила: с этого дня я буду врать всем и всегда. Всё было гораздо тоньше, незаметнее, как утренний туман, который сначала кажется лёгким и прозрачным, но к полудню уже обволакивает всё вокруг. Я начала с мелочей – сказанных невзначай фраз, которые не имели особого значения, но облегчали жизнь. «Я в порядке». «Мне не больно». «Мне нравится». Эти слова я произносила автоматически, даже если внутри всё было иначе. И с каждым разом они ложились на язык легче, чем вчера.
Я думаю, ложь стала частью меня ещё в детстве. Тогда она не называлась ложью – это было «не расстраивать маму», «не злить папу», «не портить отношения». Я рано поняла, что правда – это риск, и что за неё можно дорого заплатить. Когда я рассказывала, что мне страшно, меня называли слабой. Когда говорила, что мне больно, – обиженной. Когда признавалась, что не хочу, – упрямой. И я научилась подменять свои слова правильными, теми, которые ожидали услышать. Сначала это было похоже на игру, потом стало навыком, а потом – привычкой, от которой я уже не могла избавиться.
В профессии психолога ложь приобрела утончённые формы. Я никогда не врала клиентам грубо или цинично. Я просто подстраивала правду так, чтобы она звучала мягче, чем есть. Убирала острые углы, прятала за профессиональной интонацией то, что на самом деле чувствовала. Когда ко мне приходили люди и рассказывали о своих зависимостях, я кивала с пониманием, даже если в ту же ночь сама открывала бутылку вина, чтобы заглушить собственную пустоту. Я говорила, что понимаю, как это трудно, но не говорила, что и сама в этих же ловушках.
Ложь в отношениях была ещё изощрённее. Там я играла роль женщины, у которой всё под контролем, которая всегда в ресурсе, которая умеет заботиться о другом, даже если сама падает с ног от усталости. Я говорила «да» тогда, когда хотела кричать «нет». Я улыбалась, когда внутри поднималась волна злости или обиды. И в постели тоже была ложь – не в словах, а в телодвижениях, в звуках, в притворной расслабленности. Иногда я так хорошо играла, что сама начинала верить в свою роль.
Самое страшное, что ложь стала для меня безопаснее правды. Правда была оголённым проводом, к которому я боялась прикоснуться. Она могла вызвать ссору, разочарование, отказ. А ложь была мягким пледом, которым я укрывалась, когда становилось холодно. Она не всегда грела, но хотя бы давала иллюзию защиты.
Я научилась подбирать слова так, чтобы они звучали правдоподобно. Моё лицо было как тщательно выстроенная декорация – на нём всегда был нужный свет, правильный ракурс. Даже голос я могла подстроить под нужное настроение, чтобы никто не догадался, что за этой ровностью скрывается буря. Иногда я ловила себя на том, что наблюдаю за собой со стороны, как за актрисой, и думаю: «Хорошо сыграно». И тут же приходило понимание, что я больше не знаю, где заканчивается роль и начинается я.
Было в этой лжи и что-то болезненно утешительное. Она давала мне время – время собраться, время придумать, как жить дальше, время, чтобы пережить очередной провал, не вывалив всё наружу. Но плата за это время была высока: я теряла себя. С каждым несказанным словом я отрезала от себя кусочек правды, пока не осталась почти пустой.
Однажды я заметила, что перестала ощущать дискомфорт от вранья. Раньше у меня внутри всегда была крошечная игла, которая колола, когда я говорила неправду. Но с годами это чувство притупилось, как если бы кожа стала толще. Ложь вошла в меня так глубоко, что я уже не воспринимала её как что-то чужое. Она стала, как дыхание – автоматическим, незаметным, необходимым.
