Глава 1. Пустота под кожей
Иногда кажется, что пустота – это просто тишина внутри, но я знаю, что она гораздо глубже. Это не отсутствие звука или мыслей, это зияющая пропасть, которая живёт под кожей и реагирует на каждое прикосновение, как рана, которую никто не лечил годами. Я часто чувствовала её именно тогда, когда должна была ощущать близость. В те моменты, когда кожа к коже, дыхание к дыханию, когда всё вокруг будто должно наполняться теплом, а внутри – только холод и чувство, что тебя снова обманули.
Я долго не понимала, что этот обман не извне, а изнутри. Не партнёр предавал меня в постели – я сама предавала себя, приходя туда не ради того, чтобы быть, а ради того, чтобы казаться. Казаться желанной, нужной, важной. Я думала, что тело может залатать дыры в душе, но оно лишь делало их глубже.
Пустота под кожей проявлялась странно. Иногда это было как физическое ощущение – будто под рёбрами не сердце и лёгкие, а холодная пустая банка, в которой ничего не звенит. Иногда – как туман в голове, когда ты вроде слышишь слова, чувствуешь прикосновения, но они не доходят до тебя. И самое страшное – это чувство полной отстранённости, когда ты рядом с человеком, но будто смотришь на происходящее со стороны, наблюдая за собой, как за героиней чужой истории.
Я помню одну ночь, когда мужчина, с которым я была, говорил мне какие-то тёплые слова, гладил мою кожу, а я всё это время думала о том, как мне домой добираться, и что завтра надо будет купить молоко. Это не была скука. Это было что-то другое – нежелание пускать его ближе, чем на поверхность кожи. Не потому, что он был плохим, а потому, что внутри меня всё было выжжено, и я боялась, что если кто-то заглянет туда, то увидит только пепел.
И тогда я старалась заполнять эту пустоту количеством. Если с одним человеком не получилось почувствовать тепло, значит, может, с другим получится. Если не с этим, то с тем, кто скажет, что я особенная, кто будет смотреть так, что я поверю. Но это был обманчивый поиск – как лить воду в решето. Каждая встреча казалась шансом, а заканчивалась одинаково: я лежала на чужой подушке, вдыхала запах чужого шампуня и понимала, что пустота всё ещё здесь, она никуда не делась.
Алкоголь в этой истории тоже был рядом. Он делал прикосновения мягче, слова – слаще, а меня – более смелой. Но это была смелость пластмассовая, купленная за цену, которую приходилось платить утром. Трезвое утро всегда было одинаковым – с лёгкой тошнотой, с серым светом, с той самой пустотой, только теперь она была ещё глубже, потому что к ней добавлялось чувство использованности. Не обязательно кем-то другим – иногда я сама использовала себя.
Я не умела признавать себе это вслух. Я говорила: «Мне просто нужен секс», «Мне просто скучно», «Мне просто хочется почувствовать себя живой». Но правда была в том, что я пыталась заменить близостью то, что близостью никогда не заменишь. Любовь к себе, принятие, безопасность – всё это не приходит в момент, когда кто-то стягивает с тебя одежду. И если внутри нет тепла, никакие руки его не создадут.
Однажды я лежала в постели рядом с мужчиной, которого знала меньше суток. Мы встретились в баре, разговорились, и всё произошло быстро, как в старых фильмах, только без романтики. Утром он улыбнулся, сказал что-то вроде: «Ты классная», – и ушёл. Я осталась лежать, глядя в потолок, и вдруг поняла, что если прямо сейчас стереть его из памяти, то ничего не изменится. Пустота останется прежней.
Это было страшно – осознать, что я могу отдать своё тело, но оно так и не станет местом, где я дома. Что постель для меня больше не символ близости, а просто сцена, на которой я играю роль, даже не думая, кому и зачем нужен этот спектакль.